— Марджед… — вновь проговорил он.
— Ты убил моего мужа, — сказала она. — Все равно что выстрелил в сердце. Еще спрашиваешь, почему я тебя ненавижу? На этом свете не сыскать человека, которого я ненавидела бы больше, чем тебя, Герейнт Пендерин. Ну что, хочешь теперь арестовать меня? Возможно, я дотяну до каторги и увижу землю, которую не увидел Юрвин.
— Я провожу тебя домой, — сказал он.
— Черта с два!
— Можешь не идти рядом, — сказал он, — можешь не разговаривать со мной. Можешь не смотреть в мою сторону. Но я доставлю тебя домой в целости и сохранности.
Она долго смотрела на него, потом резко повернулась и пошла по направлению к дому. Он следовал за ней на расстоянии, не упуская из виду, чтобы защитить, если в этом возникнет необходимость.
Он смотрел, как она, дойдя до Тайгуина, вошла в ворота, и оставался на месте до тех пор, пока она не скрылась в доме, даже не оглянувшись.
Он все еще не совсем понимал, что же тогда произошло, хотя было нетрудно связать между собой основные события. Юрвина Эванса, должно быть, схватили на территории Тегфана, когда он занимался незаконным ловом рыбы. Его арестовали, отвезли к ближайшему магистрату и предали суду. Судья нашел его виновным и приговорил к семи годам каторжных работ. Он умер по дороге на каторгу.
Марджед писала ему, умоляла вмешаться, заступиться за мужа. Он мог бы помочь. Он не был мировым судьей, но Юрвина поймали на его земле. Все, что ему нужно было сделать, — написать соответствующему чиновнику объяснение, что Эванс ловил рыбу с его разрешения.
Но он никогда не читал писем. Управляющему Тегфана было приказано не докучать ему делами поместья, а его секретарь в Лондоне получил распоряжение изымать любую корреспонденцию, пришедшую прямо из Тегфана, и самому разбираться с ней. Он не знал, куда отсылала письма Марджед — в Тегфан или в Лондон. Он не знал, кто из слуг скрыл от него эти письма. Впрочем, это и не важно. Кто бы это ни был, он поступал в соответствии с распоряжениями хозяина.
Это его вина, что письма не дошли до него.
Это его вина, что Эванса сослали на каторгу.
Это его вина, что умер человек.
Да, он фактически убил мужа Марджед.
Добравшись до своего дома, Герейнт чувствовал себя совершенно разбитым. Но он сомневался, что, несмотря на усталость, сумеет заснуть. Все равно нужно было прилечь. Может быть, до рассвета сон подкрадется к нему и подарит несколько минут забвения.
Но когда Герейнт разделся и отбросил покрывало, чтобы забраться в кровать, то уставился на несколько горстей золы, на которую вылили кувшин воды.
Герейнт начал понимать сложность проблемы.
Его попытки договориться с другими членами опекунского совета и с человеком, арендовавшим у них дорогу, ни к чему не привели. Никто не желал уступить ни на йоту. И все крайне негодовали на него за одну только мысль, что необходимы перемены. Неужели недостаточно того, что низшие классы охвачены недовольством? Неужели недостаточно, что в других областях Западного Уэльса после трехлетнего перерыва возобновились бунты и разрушение застав и даже в их собственном районе у Митчелла сожгли сено?
Пора отстаивать свои позиции, не время проявлять даже малейшую слабость или неуверенность.
Кроме того, Герейнт понял, что опекунский совет, куда он входил, был всего лишь одним из нескольких советов графства. Даже если он сумеет добиться уступки для своих людей непосредственно на территории Тегфана, их все равно заставят платить непомерную подать, как только они решат пересечь границы поместья, — а это неминуемо произойдет, раз они должны ездить на рынок и возить известь на поля.
В действительности он начал понимать, что с такой проблемой ему не справиться. Если он понизит ренту на своей земле, множество фермеров, арендующих землю у других помещиков, будут продолжать страдать. Если он вернет своим людям деньги, полученные в уплату церковной десятины, ни один другой землевладелец этого не сделает. Бедняки по-прежнему будут нищать, а работные дома не исчезнут и по-прежнему будут служить пристанищем, где царит людское отчаяние. Он как-то посетил один в Кармартене с сэром Гектором Уэббом и мэром. Они с гордостью демонстрировали это заведение. Он еще долго видел его в ночных кошмарах. По сравнению с ним развалюха на холме, в которой он жил с матерью, была раем. По крайней мере там они были вместе, и они были свободны.
Юрвин Эванс вовсе не ловил рыбу. Он пытался уничтожить запруду, которая задерживала всю рыбу и лишала жителей Глиндери и ближайших ферм одного из продуктов питания. Его схватили и отдали под суд — сэр Гектор был одним из судей-магистратов, занимавшихся этим делом, — а потом сослали на каторгу.
Герейнт приказал Мэтью Харли уничтожить запруду. Управляющий начал было протестовать, но замолк под пронзительным взглядом холодных голубых глаз хозяина. Да, между ними сложились неприязненные отношения, с грустью подумал Герейнт, покидая кабинет управляющего. Харли единолично правил поместьем в течение двух лет и, на посторонний взгляд, выполнял свою работу превосходно.
У Хью Тегида тоже нашлись возражения, когда он услышал приказ убрать все ловушки, расставленные на территории поместья. Ловушки служили лучшим средством от браконьеров. В поместье не хватало егерей, чтобы охранять каждый уголок леса, да и те, что были, не любили работать по ночам, когда чаще всего случается браконьерство. Как и его предшественник управляющий, Тегид оказался перед лицом хозяина, который предпочитал не спорить с ним, а просто смотреть.
Но Герейнт чувствовал разочарование. Он хотел ввести перемены в своем поместье с тем, чтобы жизнь селян улучшалась. И постепенно люди начнут доверять ему. Но все его преобразования были, к сожалению, очень мелкими. Впервые за десять лет он вновь ощутил, что в нем борются два человека. Он был граф Уиверн. За два года в Англии он успел привыкнуть к своему титулу. Теперь же, прожив в Уэльсе каких-то две недели, он снова стал Герейнтом Пендерином. Он сочувствовал своему народу и сердился на него. Ему казалось, что его настоящие враги — это люди, такие, как его тетка и дядя, арендатор дороги, управляющий, егерь и… он сам.