Настоящая любовь - Страница 51

Пришлось вновь собирать камни. Она занималась этим с самого раннего утра и к полудню совсем выбилась из сил. С отвращением заметила, что под ногти забилась грязь. Лицо тоже, наверное, она выпачкала землей, когда тыльной стороной руки отводила непокорные прядки волос, выбившиеся из косы.

Придется вечером натаскать и нагреть воды, чтобы вымыться. А потом она наденет все чистое и отдохнет возле окна, пока не наступит час ложиться спать. Впрочем, до вечера еще целая вечность. Марджед выпрямилась и оглядела поле, стараясь убедить себя, что половина работы уже сделана.

Потом она резко повернула голову и посмотрела на подворье. Ее ноздри затрепетали. Он выглядел так безупречно, как будто дома у него было только одно занятие, решила она, — отмокать в горячей ванне. Да к тому же у него короткие кудрявые волосы, которые едва шевелятся на ветру. Он, наверное, вообще не знает, что такое пот. Или земля… хотя много лет назад и бегал по ней только босиком.

Он стоял у калитки и смотрел на нее. На ферме жили еще две женщины. Если это был визит вежливости, то граф мог постучать в дом и развлекаться беседой со свекровью и бабушкой ровно столько, сколько он решил пробыть в их компании, оказав им честь. Но нет, ему понадобилось отрывать от работы именно ее.

Марджед вытерла руки о фартук и направилась к нему. А сама думала, что не могла бы выглядеть грязнее, неряшливее или уродливее, даже если бы постаралась. И с каждым шагом в ней возрастал гнев: Марджед задевало, что он застал ее в таком виде. Нет, решила она, ей все равно. Ей наплевать, какой он ее видит или что думает.

— Что, скажи на милость, ты делаешь? — спросил он с ненавистным отточенным английским выговором.

— Ты как раз застал меня за игрой вместо работы, — дерзко ответила она. — Собираю камни с поля, когда могла бы заняться настоящей работой, например покормить Нелли. А тебе как показалось, чем я занята?

— Марджед, — сказал он, — это мужская работа.

— Ну конечно. — Она ударила себя по лбу выгнутым запястьем. — Какая же я глупая. Не стану больше медлить, сейчас же пойду в дом и созову всех мужчин, которые спят там или в хлеву.

Он смотрел на нее холодными голубыми глазами, его лицо ничего не выражало. Ей было все равно, что он подумает о ее дерзости или как поступит. А затем он скинул плащ, перебросил его через перекладину ограды. Шляпу надел на столбик и стянул сюртук.

— Что ты делаешь? — Ее глаза округлились от удивления. Сюртук последовал за плащом. Теперь он расстегивал пуговицы жилета.

— Как видно, здесь только один мужчина, способный выполнить эту работу, — ответил он.

Марджед стиснула зубы, как только поняла, что стоит с раскрытым ртом.

— О нет, — сказала она. — Этого не будет. Мне не нужна твоя помощь. Убирайся с моей земли.

Он холодно смотрел на нее, закатывая рукав безукоризненно белой рубашки.

— Я заплатила ренту, — напомнила она. — Ни на день не опоздала.

Но слушать ее было некому. Он уже шел по полю. Его сапоги были так начищены, что когда он наклоняется, то, вероятно, видит в них свое отражение, решила Марджед. И в такой-то обуви он гуляет по полю? Брюки на нем были темные, явно очень дорогие, они плотно облегали ноги, подчеркивая их стройность и мускулистость. Рубашка надулась от ветра. Но когда ветер на секунду стих, широкие спина и плечи не позволили ей обвиснуть на нем. Руки до локтей были покрыты темными волосами.

Марджед вовремя поняла, в каком направлении текут ее мысли, и еще раз стиснула зубы. Она направилась вслед за ним. Это была ее ферма, и это была ее работа. Но к тому времени, когда она догнала его, он уже собирал камни и швырял в повозку, в которую она потом впряжет лошадь, когда повозка наполнится. «Что ж, — подумала Марджед мстительно, наклоняясь рядом с ним и молча возобновляя работу, — остается надеяться, что он весь обрастет грязью с головы до ног. Остается надеяться, что от непривычного труда у него так разболится спина, что он не сможет выпрямиться. Остается надеяться, что он больше не вернется, испугавшись, что его будет ждать другая непосильная работа».

Но черт бы его побрал, он двигался быстрее, чем она. И каждой рукой брал два камня, если попадались не очень большие, — так когда-то работал Юрвин.

Дело было сделано на удивление быстро. Они проработали часа два, останавливаясь только в конце каждого второго ряда, чтобы напиться из кувшина, который она принесла после второго завтрака, не говоря при этом ни слова друг другу. С работой они управились. Марджед предполагала, что придется гнуть спину до темноты, но и тогда, наверное, она не успела бы убрать все поле.

Затем они вместе вернулись на подворье, она смотрела, как он вывел одну из лошадей в поле, впряг в повозку и поехал к куче камней, которую, должно быть, заметил сам в дальнем углу последнего пастбища. Юрвин использовал эти камни для возведения стен. Его отец когда-то построил из таких загон для свиней.

Пока его не было, Марджед так и подмывало сбегать в дом, умыться, причесаться и сменить фартук, но потом она решила, что скорее умрет, чем будет украшать себя, чтобы лучше выглядеть в его глазах.

Кроме того, подумала она, разглядывая его не без злорадства, когда он привел лошадь обратно, вид у него теперь тоже был далеко не безукоризненный. Сапоги потускнели под слоем пыли и комочков земли, брюки уже были серыми, а не черными, рубашка вся в пятнах грязи и пота. Лицо и руки перепачканы.

Как-то раз она спросила у себя, выглядел бы он так великолепно, если бы не безукоризненный костюм. Теперь она с неохотой признала, что получила ответ на свой вопрос. Герейнт все равно был бы красив, даже если бы все еще жил на вересковой пустоши, добывая себе пропитание браконьерством. Но она радовалась тому, что видит его в грязи и поту. Пусть и он почувствует, каково это. А завтра, есть надежда, он не сможет пошевельнуться от боли.