Настоящая любовь - Страница 76

— Это лучше, чем ненависть, — сказала она. — Ненависть… причиняет боль.

— Да. — Он поцеловал ее в макушку.

Наконец он приподнял ее и положил спиной на одеяло, а сам склонился над ней и начал ласкать ее умелыми, чувственными руками, ртом, языком.

Она отдалась радости физической любви. Но что-то произошло, и она ничего не могла с этим поделать. Она чувствовала, что ее обнимают руки Герейнта, как обнимали тогда, когда он плакал. И сейчас она лежала в темной лачуге с Герейнтом, и та нежность, которую она испытала вчера, перешла в новое чувство — в любовь.

Она никогда не видела лица мужчины под маской Ребекки, не видела, когда он занимался с ней любовью, а потому представляла себе лицо и тело Герейнта. Занималась любовью с Ребеккой, отдавая ему всю нежность, которую испытала вчера к Герейнту. Пыталась вернуть ему любовь, которую он знал здесь ребенком, а потом был лишен.

Рассудок говорил ей, что завтра она придет в ужас, когда вспомнит об этом, что она усомнится в своей любви к Ребекке, когда поймет, что, занимаясь любовью с ним, думала о Герейнте. Но в эту минуту чувства были гораздо сильнее рассудка.

— Дорогой, — прошептала она, когда он приподнял ее, чтобы овладеть ее телом, — я люблю тебя. Я люблю тебя.

Она любила Ребекку. А, закрыв глаза, видела Герейнта. Она отдавала свое тело и нежность, пытаясь не задаваться вопросом, кому она их отдавала.

Она любила… мужчину, который тоже любил ее.

Глава 22

Сирис, оцепеневшая от потрясения, прижалась к Аледу. Несколько минут назад она шла по дороге, а мимо нее во все стороны разбегались люди. Стояла кромешная тьма. Сирис озиралась по сторонам, ничего не понимая. Что произошло? Кто-то угодил в ловушку? Кто-то из главарей? Алед?

Тут из-за туч показалась луна, Сирис сумела разглядеть то место, где еще совсем недавно возвышалась застава. Теперь от нее осталась лишь кучка камней. Вокруг ни души. Только вдалеке два человека выбирались на дорогу с противоположной стороны, а с ближайшего холма к ней мчался всадник, похожий на женщину в темном платье, с длинными, темными волосами. Он подскочил к ней, одним рывком поднял в воздух и посадил на коня. Алед. Это был Алед, живой и невредимый. Его не поймали. Она прижалась к нему. Выстрел прогремел, а она еще несколько секунд не могла понять, что это было. Но потом все-таки поняла и еще больше оцепенела. Стреляли в них. В Аледа.

— Уезжай отсюда! — внезапно завопил Алед. — Чего ты ждешь?

Она повернула голову, не отрываясь от его груди, и открыла глаза. Рядом с ними находился еще один всадник, весь в белом. Его волосы и лицо тоже казались белыми от яркого лунного света. Ребекка! Сирис почувствовала пустоту в животе, словно только сейчас выполнила сальто.

Всадники продолжали скакать рядом, но она отвернулась, чтобы не видеть Ребекку. Еще сильнее прижалась к Аледу. В них стреляли! Эта истина только сейчас начала до нее доходить. Лошади вновь свернули и поехали вверх по холму, и тут она заметила троих пеших людей, которые внимательно следили за ними. Ее удивило, что они стояли неподвижно, к тому же так близко к дороге. Когда она шла к заставе, то видела, что люди разбегались в разные стороны.

До нее не сразу дошло, что один из тех троих, чей взгляд она поймала на себе, был Мэтью. В ту же секунду она обо всем догадалась. Он использовал ее, чтобы выследить Ребекку и остальных бунтовщиков. Чтобы выследить Аледа. Если кого-то поймают или ранят, то это произойдет из-за ее глупости.

Сирис вспомнила беспокойство Марджед, что она нечаянно проговорится, вспомнила, как возмутилась, что подруга могла подумать о ней такое.

Алед чуть не погиб из-за нее сегодня. Она снова спрятала лицо у него на груди и, обхватив его руками чуть выше, крепко прижалась к нему.

Одновременно произошли две вещи. Он с шумом втянул воздух, и ее правая рука нащупала что-то теплое, мокрое, липкое.

Сирис даже не пошевельнулась. Она боялась сделать малейшее движение.

— Тебя ранили, — произнесла она, уткнувшись в темный балахон.

— Пустяки, — ответил он, хотя голос выдал, что это не так. — Скоро мы будем дома, Сирис. Держись крепче.

Она застонала.

— Нет. Остановись, Алед, — попросила она. — Ты ранен. Истекаешь кровью.

— Сначала я отвезу тебя домой, — сказал он. — За нами погоня. Идрис предупредил нас. Ты шла с тем же?

— Нет! — в отчаянии закричала она. — Мы уже миновали преследователей. Они остались далеко позади, к тому же они пешие. Всего трое. Это я привела их.

— Ты? — спросил он, еле переводя дух.

— Они выследили меня. — Она начала плакать и никак не могла остановиться. — Алед, в тебя стреляли. Из-за меня.

— Успокойся, — сказал он. — Я отвезу тебя домой.

— Нет, — возразила она, вновь огляделась и увидела, что осталось ехать совсем недолго. — Нет, я поеду к тебе домой. Тебе понадобится моя помощь. Ты ранен.

Он не спорил, открыто заехал в Глиндери и свернул на задворки кузницы, где обычно оставлял лошадь и откуда можно было попасть в дом. Сирис спрыгнула на землю, как только конь остановился, и протянула руки, чтобы помочь Аледу. В женской одежде, с выпачканным сажей лицом он выглядел очень странно. Он неловко соскользнул с седла, прижав левую руку к груди, а она тем временем пыталась удержать его и не позволить ему упасть, если у него откажут ноги. Но он остался на ногах и даже умудрился позаботиться о лошади, прежде чем они вошли в дом.

Пуля задела плечо. Это обнаружилось после того, как Сирис помогла ему кое-как высвободиться из черного балахона. Закатав пропитанную кровью рубашку, она стерла запекшуюся кровь влажной тканью.